Владимир
Соловьев знакомится с учением Федорова (в сжатом виде в конце 70-х годов,
точнее, в 1876 г., в более развернутом — в самом начале 80-х годов) и в первом
порыве от открывшейся ему пророческой дали пишет свои широко известные слова о
«первом движении человеческого духа вперед по пути Христову», признавая для
себя Федорова «дорогим учителем и утешителем». Начиная с этого времени
внимательный и понимающий взгляд явственно ощутит в мысли Соловьева
направляющее ее «федоровское» течение, прямо выходящее на поверхность в его
эстетических работах, и в частности в его знаменитой статье «Смысл любви», где
интересующая нас сейчас проблема как раз и развернута. Проблема выставлена
здесь, возможно, чувственно богаче, художественнее, чем у Федорова, но сама
укутанность ее в образ, особенно в последних решающих выводах, скрывает сами
эти выводы, размазывает их в метафорические «как бы», в мистические порывы. Во
всяком случае, недаром так их поняли даже самые заинтересованные читатели,
поколение русских символистов. Фактически же Соловьев говорит то же, что и Федоров,
но, не зная последнего, понять первого в его истине, то есть в том, что он сам
хотел сказать, трудно. На точном федоровском фоне, на его экране проецируясь,
стилистически эффектные, перистые облака фраз и периодов Соловьева наливаются
жизнью, тяжелеют верным значением. Так мы их и попытаемся рассматривать.
«Смысл любви» — одна из немногих работ, прямо касающаяся вопроса метаморфозы
пола и половой любви, и я позволю себе достаточно подробно проследить за ходом
ее мысли.